Четвёртая высота[2022] - Елена Яковлевна Ильина

тепло, почувствовать, что ещё есть на земле жизнь.

Точно в ответ на её мысли, большая рука Кадыра нащупала её руку в темноте и уверенно потянула куда-то вправо.

— Айда за мной, — сказал Кадыр. — Пришли.

Гуля ощутила под ногами ступеньку, вырытую в земле, и стала спускаться вслед за Кадыром. Сзади шёл Грещенко.

Кадыр открыл дверь, и весёлый огонёк коптилки, как крошечный маячок, блеснул перед глазами. Пахну́ло жилым теплом.

Все трое, нагнув головы, один за другим вошли в землянку. Там уже спали — кто на нарах, кто на полу на сене, накрывшись полушубками и шинелями. Не спал только один паренёк. Он возился у печки.

— Ну как? — спросил он, снимая с огня закипевший чайник. — Живы?

— Сам видишь, — ответил Кадыр.

— Удалось?

— Ещё как!

Гуля выжала на себе юбку и, присев на край скамьи, стала стягивать с ног отяжелевшие от воды сапоги.

— Ещё как удалось! — повторила она и негромко засмеялась: — Вот рассветёт — полюбуетесь!

— Под самым носом у немца пристроили, — сказал Грещенко. — В аккурат перед самыми окопами.

— Ну, завтра обстреливать, подлец, начнёт, — сказал паренёк и налил всем по кружке чаю. — Грейтесь, ребята!.. И что это за девчата нынче пошли бесстрашные! — добавил он, выбирая из горсти сухарей один побелее и пододвигая его к Гуле.

Гуля долго сушилась у печки, обогревалась горячим чаем. Потом она укрылась шинелью и прикорнула в уголке. Но спать ей не хотелось. Чуть только рассвело, она пошла посмотреть на свою работу.

В нескольких метрах от немецких окопов, на подбитом танке, развевался, хлопая от ветра, советский флаг. Широкое полотнище играло и переливалось мягкими складками. Оно как будто бросало вызов врагу, и немцы, видно, это почувствовали. Из окопа вылез сначала один немец, потом ещё двое.

Этого только и нужно было нашим снайперам. Щёлкнул выстрел, другой. Две серые фигуры остались лежать на мокрой земле. Третий немец припал к земле и, чуть заметно пятясь, уполз к своему окопу.

— Вот нынче нашим снайперам дела хватит! — сказал Грещенко, незаметно появившийся возле Гули. — А ты, Королёва, иди-ка в землянку. Из штаба вызывают.

Гуля сбежала вниз по ступенькам. Ещё за дверью она услышала длинный телефонный звонок.

— Третий раз тебя вызывают, — сообщил связист.

Гуля схватила трубку.

— Сержант Королёва? — услышала она знакомый голос одного из офицеров первого батальона, Троянова. — С двойным праздником поздравляю.

— Спасибо, товарищ старший лейтенант… Только почему же с двойным? — спросила Гуля.

— А как же! С годовщиной Октября и с орденом!

— С каким орденом?

— Боевого Красного Знамени.

Телефонная трубка чуть не выпала у Гули из рук.

— Честное слово?

Троянов засмеялся:

— Честное пионерское!

— А кого ещё из наших наградили? Всех?

— Ну вот ещё — всех! Кого следовало, тех и наградили.

— Да разве меня следовало?

— Выходит, что так.

В трубке щёлкнуло. Разговор был окончен. Гуля стояла у телефона взволнованная, растерянная.

Дверь распахнулась. В землянку вошла Люда.

— Что с тобой? — спросила она с тревогой. — Случилось что-нибудь?

— Нет…То есть да! Я орден получила!

Люда бросилась её обнимать.

— Я так и знала, так и знала! — твердила она.

— А вот мне и в голову не приходило, — задумчиво сказала Гуля. — Ужасно странно…

— Ничего странного! — рассердилась Люда. — Мало ты раненых на своих плечах перетаскала? Мало людей спасла? А сколько раз ходила в разведку? И ведь никто не посылал, по доброй воле…

— Нет, у меня сейчас воля злая, — возразила Гуля. — Только бы наступления дождаться!

Вечером Гулю и Люду позвали в блиндаж к Троянову. Кроме командиров здесь были и бойцы, награждённые орденами.

На дощатом столе, на земляных полочках было разложено всякое угощение: копчёная колбаса, конфеты, пряники — всё, что прислали к этому дню в ящичках и кульках из далёкого тыла. В больших жестяных банках желтел густой, тяжёлый мёд. Это Башкирия прислала подарок дивизии, сформированной на её земле.

Эшелон, гружённый подарками, прошёл сквозь пламя фронта и принёс взрослым людям радость — почти детскую. В блиндаже запахло чем-то домашним, уютным, вкусным.

— Праздником пахнет, — заметил кто-то.

Троянов разлил по стаканам и кружкам вино. Кадыр Хабибулин, который одновременно с Гулей был награждён орденом, торжественно взял в руки свой стакан.

— Разрешите сказать, товарищ старший лейтенант, — обратился он к Троянову.

— Говори, Хабибулин, говори.

— Не знаю, как сказать… — начал Кадыр задумчиво. — Когда я вот такой был, — он показал рукой на аршин от земли, — я одно слово от отца слышал. А мой отец от своего отца это слово слышал. Будто джигиты наши со своим командиром до Парижа дошли (такой город есть), когда Наполеона гнали. Вот хочу я выпить, чтобы наша дивизия до Берлина дошла!

— Есть такой город! Дойдём до него! — подтвердил Троянов.

И все дружно захлопали в ладоши.

С лёгкой руки Хабибулина все развеселились. Вина было немного, и поэтому чуть ли не каждый глоток вызывал новый тост. Пили за родных, разбросанных по далёким городам и сёлам, за товарищей на других фронтах, за города, в которых выросли или которые прошли с боем.

— Товарищи! — негромко обратился Алексей Топлин, командир артполка.

В блиндаже было шумно, но все услышали его и обернулись.

— Товарищи! — повторил Алексей Топлин. — Давайте выпьем за победу, которая уже не за горами, за то, чтобы эта война была последней на земле!

Разом сдвинулись, стукнувшись одна о другую, жестяные и алюминиевые кружки.

— Пейте до дна! — предложил кто-то. — Лучше Топлина всё равно никому не сказать!

— Погодите, — произнесла Гуля, — оставьте хоть по глотку. Это верно, что лучше нашего последнего тоста ничего не придумаешь. Поэтому я и не буду ничего говорить. Давайте молча, без слов, выпьем за тех наших товарищей, которые ещё вчера были с нами и которых больше нет.

— За Асю! — шёпотом сказала Люда.

— И за неё!

В блиндаже стало тихо. Но ненадолго. Дружный и грозный залп потряс воздух. Все станковые пулемёты, все автоматы и винтовки били по немецким окопам.

— Это наш салют большой победе! — заметил Троянов.

— Нет, тот будет громче! — ответила Гуля.

Боевой приказ

Части 214-й дивизии, стоявшие против излучины Дона, вместе со всей Донской армией ждали приказа о наступлении. Предстояло прорвать вражеские позиции, на укрепление которых противник затратил три месяца. Он создал здесь чрезвычайно сильную оборону. Иногда на глазах у наших войск гитлеровцы силой сгоняли со всех хуторов людей — стариков, женщин, заставляя их рыть траншеи. Стрелять наши не могли, ведь впереди были свои, советские люди!

Огромное количество вражеских траншей и окопов были прорыты настолько глубоко и широко, что в них помещались даже орудия и